Анжелика попыталась было объяснить ей, как тесно привязана она к дочери с тех самых пор, когда полицейские ищейки рыскали по стране, разыскивая пару, отвечающую описанию «Зеленоглазая женщина с рыжеволосым младенцем».

— Вот-вот! — не унималась Полька. — Все мы одинаковые. Вечно нам грозят ловушки! И выпутываться приходится, полагаясь только на собственные силы.

Но я вот что тебе скажу: у таких женщин, как мы, не хватает времени на сетования. Из этого не следует, что мы не поспеваем на зов своих детей, когда их требуется защищать. В такие моменты сердце матери превращается в сердце дикой кошки! Помнишь, как мы вырвали твоего Кантора из лап египтян?

А помнишь, как бежали босые по шарантонской дороге? Не бежали, а летели, словно у нас выросли крылья.

В памяти Польки события запечатлелись своеобразно. С годами она все больше обретала уверенность, что именно она все сделала, что ее усилиями Кантор был отнят у египтян.

— Брось вспоминать! — прервала Полька раздумья Анжелики. — С тех пор утекло много воды! Они успели вырасти. Они живы. Чего тебе еще? Следует смотреть вперед, особенно сейчас, когда поля шляп сужаются и нам грозит разорение.

Дети — это лишь волоски в косе жизни. Пусть любимые, но все же просто волоски. А коса эта толстая, перепутанная, помни. Почище плетеных индейских поясов!

Душевность Польки, подкрепленная «добрым винцом» из ее погребов, оказалась превосходным успокоительным средством, и Анжелика принялась строить новые проекты: не съездить ли ей за близнецами и не обосноваться ли на зиму в Квебеке?

Юрвиль и Барссемпуи запросили передышки в несколько дней для осмотра кораблей, пополнения экипажей и загрузки трюмов.

Они приобрели у интенданта Карлона большую партию пшеницы и копченых угрей, которыми славились воды Святого Лаврентия, где они буквально кишели, так что под конец зимы здесь предпочитали сосать лапу, но отворачивались от этого опостылевшего лакомства. По дороге в Монреаль Анжелика договорилась об условиях отгрузки, но летнее запустение привело к тому, что в порту еще не успели приготовить ни мешков, ни бочек.

Нежданная задержка показалась ей недобрым предзнаменованием. Дело было не в нерасторопности портовых служб, к которой все давно привыкли, не в невозможности отыскать начальство, не во французской привычке откладывать все на последнюю минуту, даже не в скучном бездействии. Может быть, в ней росло предчувствие опасности, заставлявшее ее торопиться покинуть Квебек?

Даже не это. Скорее то было просто чувство неудобства, усугубляемое несносной жарой и то и дело сгущающимися грозовыми тучами. Время от времени по небу прокатывался гром, и на землю обрушивался почти тропический ливень, после которого город превращался в удушливую западню, с залитыми водой и затянутыми туманом улицами.

Анжелика сознавала, что у нее нет ни малейшей причины нервничать. Об опоздании пока не было и речи. У них оставался надежный запас времени до наступления дня, на который было намечено окончательное отплытие в Мэн.

Могло случиться и так, что Жоффрей приплывет за ней в Квебек, чтобы заодно встретиться с Карлоном.

Однако из низовий не приходило никаких вестей. Удалось узнать лишь, что корабли графа де Пейрака до сих пор сторожат устье реки Сагеней, что сам граф вместе с Никола Перро ушел в глубь территории и что пока на горизонте не показался ни один ирокез. Видимо, надежды на то, что, вернувшись в Тадуссак, Жоффрей устремится вверх по реке, почти не было. Скорее он будет ждать ее в Тадуссаке, как было условлено.

Пока же ей не оставалось ничего другого, кроме как позволить офицерам и боцманам завершить начатое, чтобы последний отрезок пути был преодолен с чувством успешно выполненного важного дела.

И все же, не будь в распоряжении Анжелики покоев в гостинице «Французский корабль», где подруга призывала ее к терпению, она, стремясь побыстрее покинуть Квебек, без колебаний воспользовалась бы услугами быстроходного речного баркаса господина Топэна, который ежедневно ходил вниз по реке Святого Лаврентия, доставляя пассажиров в деревеньки, притулившиеся на речных берегах.

Отчего она не сделала этого? Ведь тогда она избежала бы весьма неприятной встречи и в душу ее не закрались бы страшные подозрения…

Анжелика, облаченная в легкое белое платье и модную шелковую накидку с кружевным воротничком, только что вышла от мадам Камверт, которая пригласила ее поиграть в карты и полакомиться холодными мясными закусками и салатами. Внезапно ее окружили четверо молодцов из жандармерии. О, такой Квебек ей был знаком несколько лучше! Особенно знакомыми ей показались повадки сержанта в стеганом камзоле, который, вручив ей послание от лейтенанта полиции господина Гарро Антремона, предложил следовать за ним в сенешальство, где лейтенант с нетерпением ожидал встречи с ней.

Анжелика подчинилась, поскольку повестка, хоть и составленная в отменно вежливом тоне, не подразумевала промедления.

Они прошли через Верхний Город, где буйно разросшаяся зелень придавала загадочный вид жилым домикам и стенам из серого камня, высящимся вокруг монастырей.

Здание жандармерии, вокруг которого толпились, как часовые, высокие деревья — вязы, клены и дубы, отбрасывавшие тень на заостренную крышу и башенки, выглядело чрезвычайно мрачно. Внутри здания царила темнота. Впрочем, в разгар дня, тем более летом, никто и не станет зажигать свечей.

Гарро Антремон, поднявшийся ей навстречу из глубины своего кабинета со стенами, обтянутыми темной кожей, более, чем когда-либо, напомнил Анжелике кабана, высунувшегося из сумрачной лесной чащи. Ее белое одеяние и драгоценности как бы осветили его мрачную нору, и он, видимо, почувствовал это, потому что в его обычно сердитом тоне послышались нотки искренней радости.

— Я счастлив видеть вас снова, мадам!

Насколько можно было судить, он ни чуточки не изменился. Он оставался по-прежнему широкоплечим и коренастым, в его тусклых круглых глазках время от времени вспыхивал огонек оживления. Стол был, как всегда, завален бумагами. Ей нисколько не хотелось садиться, а он настолько сосредоточился на предстоящей беседе, что запамятовал предложить ей кресло. Она так и осталась стоять.

— Я знал, что ваше пребывание среди нас будет недолгим, поэтому позволил себе…

— И правильно сделали.

Желая поскорее перейти к не слишком приятному поручению, он скороговоркой пояснил, что требуется поскорее разобраться с «Ликорном» — кораблем, исчезнувшим вблизи Голдсборо. Судно было зафрахтовано французской короной, текущее же плавание оплачивалось благотворительным обществом под названием «Компания Богоматери Святого Лаврентия». Не получая никаких вестей и не располагая данными, которые позволили бы оценить масштаб убытков, кредиторы проявляют понятное нетерпение.

Гарро торопился. Было видно, что он решил покончить с этим делом раз и навсегда.

По его словам, в присланном ему докладе, который как раз сейчас лежит перед ним, упоминаются двадцать семь королевских девушек, которые три года назад поднялись на борт «Ликорна». Насколько он помнит, ему много раз твердили, что все они каким-то чудом спаслись, однако в Квебек попало лишь пятнадцать-шестнадцать из них.